К 100-летию

ОЛЬГА ПОЛЯНСКАЯ (МИСЮК) ОБ ОТЦЕ

Мой отец, Николай Семёнович Мисюк, родился в многодетной семье под Архангельском в 1919 г. Отец его был кузнецом, но не простым, мог даже и цепочку смастерить. Был он высок ростом и весьма привлекателен. Мать же была женщиной хрупкой, едва доставала до плеча супруга. Умерла довольно молодой от опухоли желудка. Сколько было всех детей, точно не помню. Папа говорил, что младший брат умер маленьким, а одна из сестёр – в возрасте 16 лет от тифа. Я знала лично только двух сестёр, старшую и младшую. Обе в мать, совсем маленького роста. Семья жила в очень стеснённых условиях и довольно бедно.

Родители Н. С. Мисюка (стоят)

Папа в детстве мечтал стать машинистом поезда. Учился средне, пока не увлёкся шахматами. И увлёкся настолько, что был послан, если не ошибаюсь, в Москву на школьные соревнования. Посещение крупного города серьёзно повлияло на его жизнь. Он понял, что есть к чему стремиться; успехи в учёбе пошли резко вверх, и неожиданно для всех он закончил школу с медалью. Эту медаль ему должны были вручать на вечере. И тут оказалось, что его единственные ботинки прохудились, от них отвалилась подошва. Это было очень унизительно, и он решил для себя, что его дети никогда и ни в чём нуждаться не будут.

Фото из альбома Н. С. Мисюка

Наверное, по этой причине папа очень любил красивые вещи в доме и красивую одежду. Одевался по последней моде: одежду ему шил портной из оперного театра. Расклешенные брюки, рубашки с широкими рукавами, обручальное кольцо на руке. Его часто принимали за артиста – собственно, таким он и являлся по жизни :). Дома тоже всегда был одет безупречно: брюки со стрелками, домашний пиджак из сукна с галунами или невиданный по тем временам домашний бархатный халат. Белая рубашка с бабочкой. Никаких треников и никакого хождения по квартире в трусах.

После школы он уехал в Ленинград и поступил в Военно-морскую медицинскую академию. которую заканчивал экстерном, так как началась война. Был эвакуирован по Дороге жизни и отправлен на фронт в составе бригад морской пехоты в посёлок Рыбачий, единственное место, где граница так и осталась незыблемой. Как потом оказалось, эвакуация проходила рядом с тем местом, где моя мама служила связисткой. Тогда они ещё и не знали о существовании друг друга.

Относительно недавно я нашла воспоминания военного врача, который служил с ним рядом, они поразили меня до глубины души: «Когда наши батареи открывали огонь по противнику, над головой выли снаряды, а через некоторое время вдали, на Муста-Тунтури, слышались глухие разрывы наших снарядов. Периодически и по нам «соседи» открывали огонь, но снаряды ложились то с недолетом, то с перелетом. За несколько месяцев до моего прибытия в медсанроту у входа в землянку приемо-сортировочного отделения разорвавшимся снарядом оторвало ногу одному офицеру, а другой получил проникающее обширное ранение живота и погиб. В одной землянке с нами жил молодой врач, лейтенант м. с. Николай Мисюк, мечтавший после окончания войны пойти в адъюнктуру по невропатологии. Он был настолько целеустремленным человеком, что даже тогда, когда по расположению медсанроты велся «беспокоящий» артиллерийский огонь и вблизи ухали разрывы снарядов, отчего сотрясалась землянка, а с потолка сыпался мусор, штудировал учебник английского языка».

Отец служил в медсанбате. Это максимально приближённая к линии фронта операционная, где оказывается самая первая квалифицированная хирургическая помощь: ампутации, полостные операции, обработка ран… Зелёные юнцы, досрочно закончившие академию, стояли у операционного стола, оперировали практически без наркоза, просто переходили от одних носилок к другим, а в конце рабочего дня выливали кровь из сапог. Сон был обязателен. Отец под бомбёжкой учил английский язык, так как уже тогда собирался поступать в адъюнктуру. Изучение английского сыграло с ним злую шутку; по тем временам оно выглядело крайне подозрительно, и наградные листы легли под сукно.

После Победы было возвращение в Ленинград, знакомство с мамой. Отец никогда не интересовался вечеринками, так же, как и мать. Но так случилось, что друзья уговорили их пойти. Как вспоминал отец, он обратил внимание на красивые ноги, а потом и всю блондинку рассмотрел. Мама, Евгения Михайловна, рассказывала, что он не верил, что она натуральная блондинка, и она в знак протеста и вправду покрасилась. Они поженились, в 1948 году у них родился сын Николай.

Отец защитил кандидатскую диссертацию, а к 34 годам уже написал докторскую, что было совершенно за гранью понимания. И тема была тоже настолько новаторской, что диссертацию долго мурыжили. Суть её заключалась в том, что, используя внешние точки на черепной коробке, можно точно достичь совершенно определенных структур мозга. Это называется стереотаксис. Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы в Ленинград не приехал кто-то из западных специалистов и не начал рассказывать о достижениях науки. И вот тут-то руководители поняли, что и у нас это есть! Защита состоялась с почти двухгодичной отсрочкой.

Отец родился слишком рано для того, чтобы его идеи стали понятными медицинскому сообществу. Стереотаксис был только началом. Его идеи относились к области психохирургии – модификации поведения человека путём воздействия на определенные мозговые центры. За разработку этих методов его чуть не лишили врачебного диплома. У тяжёлых психических больных с бредом и галлюцинациями он пытался устранить эти симптомы путем введения физиологического раствора в мозговые центры, опять же используя собственную стереотаксическую методику. Ему удавалось изменить характер галлюцинаций – из злобных и агрессивных пациенты становились мечтательными и спокойными. Методика нуждалась в совершенствовании, но отцу было запрещено продолжать эти исследования. От греха подальше и с целью развития ему посоветовали найти место работы вдали от центральных городов. И он прошел по конкурсу на заведование кафедрой в Архангельске, куда и уехал с женой и сыном, а меня оставили на попечение бабушки в Ленинграде. Считалось, что климат в Архангельске неподходящий, да и в детский сад отдавать меня не хотели.

Отрывок из статьи архангельских исследователей А. В. Андреевой и М. Г. Чирцовой «Военный хирург Н. С. Мисюк – один из пионеров медицинской кибернетики в СССР» о «северном» периоде в жизни врача. Статья взята из сборника «Исторический опыт медицины в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.» (Москва, 2014)

Отец был избран членом-корреспондентом Академии медицинских наук СССР в возрасте 49 лет, ещё беспартийным. Его пригласили и рекомендовали вступить в партию, что он и сделал. Он вообще не считал, что идея коммунизма плоха сама по себе. Он всегда шутил, что кодекс строителя коммунизма – это не что иное, как плагиат заповедей божьих.

Папа коллекционировал иконы – считал, что это предметы искусства и старины, которые хранят память времён. Ему приносили практически чёрные доски, он готовил специальный раствор, размывал их, покрывал защитным раствором и вешал на стену. В кабинете икон было множество. Многое он мог о них порассказать!

Он был едва ли не первым в Беларуси, кто стал открыто говорить о Фрейде и его теории, а также о сексопатологии как о науке. На его лекции во 2-ой больнице народ собирался отовсюду.

Жилось нам весело. Мои подруги вспоминают, что можно было писать «Санта-Барбару». Отца шантажировали, писали на него жалобы, в том числе в адрес съезда партии, только вот точно не помню, какой номер   . На диссертантов писали пасквили; кто-то выдерживал, кто-то снимал его имя с титульного листа диссертации (например, бывшая невестка), а кто-то просто бросал всё это…

Шантажировали по-крупному, требовали большие суммы взамен на какие-то компрометирующие материалы. Отец ничего и никого не боялся. Обратился в соответствующие органы. В квартире сделали засаду, сидели и ждали звонка шантажиста, была подготовлена «кукла», телефон прослушивали… Свидание было назначено где-то на открытом месте. Отец в сопровождении сотрудников милиции (или какой-то другой силовой структуры) даже ездил туда, но сделка не состоялась, шантажист не явился.

Членам семьи устраивали провокации. В какую-то из переделок попала бывшая невестка. Не берусь судить, что там именно произошло, но с утра я уже знала, что у неё неприятности на работе, и тут позвонили мне. Я была студенткой последнего курса, наверное, рассчитывали на мою неопытность. Было назначено свидание, на которое мне рекомендовали явиться, чтобы не создавать прецедент. Кажется, это было сказано так. Я рассмеялась и ответила, что никогда бы не ожидала от человека, говорящего на трасянке, знания таких слов, как «прецедент». Положила трубку и стала размышлять, кто бы это мог звонить. Голос взрослый… Явно не студенческий розыгрыш. Взяла блокнот отца и стала перебирать кандидатов. Мой выбор пал на одного из знакомых. Набираю номер кабинета, слышу веселье, мужские голоса и этот самый голос. Отца я предупредила. Не знаю, насколько серьёзно отнёсся он к моему заявлению. Но думается мне, что я была права.

У отца была идея создания белорусской школы неврологии, и, собственно, пока он был жив, она-таки существовала именно как школа. Он даже сочинил стихотворный роман на эту тему. Я перечитывала и смеялась – насколько это было точно! Многие могли узнать себя. Впрочем, как и в книге «Ночной вызов», где многое было взято из жизни. Тираж книги был полностью раскуплен.

Начало стихотворного «отчёта», 1970 г.

Отец не носил военных наград, Его любимые знаки отличия – значки шахматной федерации и Академии медицинских наук СССР. С первым значком он вообще не расставался (напомним, что в 1970–80-х Н. С. Мисюк около 10 лет был председателем шахматной федерации БССР, об обстоятельствах его избрания на эту должность можно прочесть здесь в рассказе Дмитрия Ноя. – belisrael.info).

Дома обсуждался вопрос о поездке папы в составе делегации на поединок Карпов-Корчной, такое предложение ему делали. Он отказался от него сразу, мотивируя тем, что очень тяжелый перелёт. Истинная причина стала нам известна намного позже. Дело в том, что у отца была аневризма аорты, которую выявили уже после войны. Опытная терапевт выслушала типичные шумы, сделали рентген – и всё стало очевидным. Это тяжёлое заболевание магистрального сосуда, приводящее к разрыву аорты и мгновенной смерти. Отец считал, что это результат травмы военных времен. Ему был предписан щадящий режим, он был комиссован из армии. Об этом, оказалось, знала только мама. Он рассказал ей об этом, когда делал предложение. Но не с его характером было в чём-то себя ограничивать. Он вел совершенно полноценную жизнь и тщательно скрывал этот факт от окружающих. А вот пуститься в длительный авиаперелет в составе предполагаемой делегации не считал оправданным.

В кругу семьи

Мы, дети, узнали о проблеме тогда, когда он уже был в зрелом возрасте. Он полагал, что опасность миновала, так как аневризма осумковалась. Но умер он в 1990 г. именно от этого… Всё произошло неожиданно, но он понял, что умирает, что это конец. Хотя и успел попросить, чтобы мама вызвала скорую. Жажда жизни была велика.

Ольга Полянская (Мисюк), г. Минск

Немного о себе

Я кандидат медицинских наук, основную часть своей взрослой жизни работаю в белорусско-американском Чернобыльском проекте, долгое время это был единственный межгосударственный проект между Министерством здравоохранения Республики Беларусь и Департаментом атомной энергетики США. В настоящее время – руководитель Центра координации данных. До перевода проекта в Гомель была заместителем директора по вопросам контроля качества. К неврологии не имею отношения – в силу юношеского максимализма выбрала другую специальность. Мать троих дочерей и бабушка двоих внуков.

А вот мой брат Николай пошёл по стопам отца, он кандидат медицинских наук, занимается вопросами функциональной диагностики. Мы очень дружны. Высылаю его фото (см. слева) и своё свежее (справа, с собакой :))